Пять островов Курильской гряды получили русские названия

 

"Наши двадцать островов"

 

На карте мира прибавилось русских названий. Пять островов Курильской гряды получили имена генерал-лейтенантов Алексея Гнечко и Кузьмы Деревянко, бивших японцев в 1945-м, многолетнего советского министра иностранных дел Андрея Громыко, погибшего в 2003-м в авиакатастрофе сахалинского губернатора Игоря Фархутдинова и первой в истории женщины — капитана дальнего плавания Анны Щетининой. 

Правительство воплотило в жизнь предложение Русского географического общества. Помню, как девять лет назад председатель Сахалинского отделения РГО Сергей Пономарев с тревогой рассказывал мне о том, какую бурную деятельность развили самураи, убеждая не столько своих, сколько наших граждан в том, что острова должны уйти под юрисдикцию Токио. Он выложил передо мной на стол буклеты, воздушные шарики, значки, даже наборы гигиенических салфеток, посвященные «северным территориям». Приветливый морской котик на значке машет лапкой четырем квадратикам, символизирующим «Хоппо Рёдо». 

Сергей Алексеевич с болью говорил, что мы непростительно мало делаем для того, чтобы обозначить русскую принадлежность этих островов. Тогда-то я и услышал впервые об идее дать им русские названия в честь замечательных людей, память о которых связана с Курилами и Дальним Востоком. 

Роль имен на карте невозможно переоценить. Они символизируют и суверенитет, и историческое право. На каком языке называется то или иное место, тот ему и хозяин. Именно поэтому в Германии, несмотря ни на какие денацификации, действует закон 1938 года о приоритете немецких наименований. В соответствии с ним то Калининград окажется Кёнигсбергом, то Гданьск — Данцигом. Именно поэтому после распада СССР подсовывались в русский язык написания наподобие Таллинн и Алматы, а сейчас с еще большим рвением навязываются «декоммунизированные» украинские переименования типа Днепр. «Жители Днепра протестуют...» Это раки и инфузории, что ли? Потому в последние годы господства незалежной в Крыму там постоянно муссировалась тема «возвращения» крымско-татарских топонимов населенным пунктам. 

Россия же вопросу русификации наименований не придает, увы, никакого значения. Более того, мы согласились называть основанный Ярославом Мудрым город Юрьев — Тарту. Давно уже покорно признаем Вильну Вильнюсом. Осталось разве что переделать столицу в Москоу — и тогда заживем. Сказано ведь в песне самих «Битлз»: «Москоу гелз мейк ми синг энд шаут»!.. 

Но когда среди подобного топографического непротивления на карте появляются пять новых русских имен — это не может не вызвать восхищения. И в самом деле айнские названия — Итуруп (медуза), Шикотан (лучшее место), Кунашир (черный остров) — для непосвященного слуха звучат слишком похоже на японские. Может, и впрямь создаться впечатление, что это чужая для нас земля. 

Еще неприятнее ситуация с «Хабомаи», по сути, мы поддались неправильной установке называть архипелаг одним, причем японским, именем. В то время как в нашей картографии это множество отдельных островов с русскими топонимами. Полонского, Демина, Анучина, Зеленый и другие. Может быть, пора перестать поддаваться гипнозу декларации 1956 года, куда мастера символических жестов ввернули термин «Хабомаи», «купив» заодно Хрущева на формулу «два из четырех»? 

Нет никаких «четырех». Есть двадцать островов, пять из которых получили наконец собственное имя. И Япония пытается выцыганить у России восемнадцать из них. 

Нет никакого архипелага Хабомаи. Есть острова, носящие русские названия. И каждому россиянину, узнавшему, что на Курилах существует остров капитана Щетининой, эта прекрасная земля станет еще ближе. 

Недавно, снова встретив Сергея Пономарева на открытии зала имени адмирала Невельского в Южносахалинской библиотеке, я услышал знакомую тревогу: японцы вновь оживились — давят и требуют. Жителей дальневосточного форпоста беспокоит: не слишком ли незначительным кажется этот вопрос из Москвы? Я заверил, что нет. И нынешнее решение Кремля тому отрадное подтверждение. 

Но этого, конечно, мало. Нужно, чтобы каждый школьник в России достаточно подробно изучал историю освоения Дальнего Востока, чтобы имена мичмана Давыдова, лейтенанта Хвостова, адмирала Невельского засели в подкорке. Чтобы мы помнили: в XVIII веке Курилы были заселены русскими промысловиками. И чтобы в учебниках печаталась старинная японская карта, где даже Хоккайдо обозначено другим по сравнению с территорией Ниппон цветом. Чтобы мы разбирались в самурайской хитрости, в результате которой в Симодском трактате 1855-го за Россией признавался суверенитет над Курилами, но из этого понятия японцами исключалось все, что южнее Итурупа... 

Необходимо, чтобы наши дети знали о героической партизанской борьбе на Сахалине в годы Русско-японской войны, сейчас известной почти исключительно тем, кто читал роман Валентина Пикуля «Каторга». Чтобы проходили на уроках, как захватчики, оккупировавшие весь Сахалин, перебили взятых в плен защитников острова. 

Остолопы любят включать заезженную пластинку про то, что только дураки помнят старые обиды. Японцы — не дураки, однако они культивируют свои обиды столетиями, взращивают их, словно бонсай. В то время как мы ухитряемся забывать предысторию любого вопроса, не слышали ничего о русских Курилах, повторяем идиотскую формулировку про то, что у нас земли много. Много мерзлой пустыни, а вот хорошей земли, с горячими ключами, лучшей в мире икрой, земли, которая превращает Охотское море в наше внутреннее, у России очень и очень мало, и каждый ее клочок — на вес золота. 

Нам нужно культивировать свою национальную память. А если надо — и злопамятство. И острова с русскими именами — один из залогов того, что о Курилах мы не забудем."