Интервью с бывшим главным редактором газеты "Казачий взгляд" Александр Дзиковицким после годового лишения свободы по ст. 282 УК

Интервью по выходу на свободу А.В. Дзиковицкого.

30 июля 2013 г. был отпущен после годового лишения свободы бывший главный редактор общероссийской газеты «Казачий взгляд», осуждённый по политической 282-й статье уголовного кодекса. За ворота колонии Дзиковицкий вышел в казачьей справе и был встречен приехавшими казаками из Обнинска, Малоярославца, Москвы и Сергиева Посада, встретившими освобождение казака-политзаключённого как победителя: Дзиковицкому на грудь были прикреплены три казачьи награды, поступившие на его имя за время пребывания в заключении.

Ниже – подготовленное им самим, так сказать, «базовое» интервью ко дню выхода.

Не зря говорится, что вера – опора гонимых. А в основании самой опоры лежит убеждение, что Бог любит мучеников за правое дело и допускает, чтобы иной раз осуждали невинных, чтобы дать им возможность испытать силу своего духа.

Когда находишься в неволе, в полной власти надзирателей, которые смотрят на тебя как на нечто низкое, ущербное, недостойное и презренное, только вера в свою правоту и внутренний моральный стержень могут спасти от надлома и растворения в массе арестантов, среди которых большинство далеко не является образцом для подражания.

Есть категория современных казаков, которую можно определить словами из стихотворения М. Горького «Буревестник»: «Толстый пИнгвин робко прячет тело жирное в утёсах». К моему великому сожалению, в изначально «бесшабашном», «безбашенном», отчаянном народе прослойка таких «пИнгвинов» в результате десятилетий отрицательной селекции увеличилась настолько, что стала угрожать первоначальному смысловому значению слова «казак». Многие уже чуть ли не выставляют доблестью своё «пингвинство» и предлагают его в качестве образца поведения другим! Это ярко проявилось ещё во время судебных заседаний перед моим заключением в колонию. Тогда некоторые казаки-«пИнгвины» предпочли спрятаться «в утёсах», лишь бы их не заметили среди тех, кто выражал сочувствие и поддержку гонимому собрату. Бог им судья!

Не знаю, насколько более «по-казачьи» поступили другие, которые не боялись открыто говорить о поддержке будущего казака-арестанта, но при этом рассыпали обещания, которые, похоже, и сами всерьёз не воспринимали: и обещания привлечения известных людей и депутатов Заксобрания области для того, чтобы арестанта выпускали из колонии-поселения на каждые выходные домой, и обещания обеспечения выхода на свободу по УДО (условно-досрочному освобождению)… Кажется, во всех этих заверениях присутствовала немалая доля обыкновенной болтовни. Хотя, конечно, никто не мог и предположить, что колония-поселение № 6 г. Калуги окажется «поселением строгого режима», как её саркастически называют сами заключённые, знакомые с аналогичными другими исправительными учреждениями.

Мало того, как только один из заключённых (мошенник из моего же города Обнинска С.М. Драгомирецкий) донёс администрации колонии о том, что я веду дневниковые записи, - они в результате целой серии обысков (включая раздевание догола и в таком виде я должен был приседать) были у меня изъяты. Хотя вести такие записи Правилами внутреннего распорядка не запрещено. Позже оперработник А.В. Калибров, приставленный формально ко мне в качестве «перевоспитателя», честно объяснил причину обысков и самоуправного изъятия дневников: «А нам не нравится, что вы пишете про нас всякую гадость!». Вообще-то, логика своеобразная, замечу. Вести себя так, как надзиратели ведут – это норма поведения, а писать об этом – это уже «всякая гадость»… Ну да не об этом речь.

Сразу после изъятия дневников отношение ко мне надзирателей стало особо пристальным и, думаю, если бы не многочисленные письменные обращения в различные инстанции, единственный на всю колонию политзэк мог быть реально затравлен и переведён «от греха подальше» на более строгий режим (в другую колонию). И как тут не привести цитату известного писателя В.Г. Короленко, также оказавшегося «без вины виноватым» и немало насмотревшегося на образцы правосудия в России XIX века. Думается, за полтора столетия, прошедшие с того времени, в ней принципиально всё остаётся прежним. Короленко написал: «Много раз я имел случай заметить, что людей, апеллирующих к законности, и особенно разъясняющих её простому народу, наша администрация всякого вида и ранга считала самыми опасными революционерами». Я своими глазами видел практически то же, что видел писатель Короленко!

Знакомство на собственной шкуре с нашим «правосудием» прочно цементирует в душе так называемых «экстремистов» убеждённость в том, что Конституция РФ, Всеобщая Декларация прав человека и прочие подобные «финтифлюшки» - это нечто ирреальное, типа Интернет-игры, какой-то абстракции. Декорации, не имеющей ни единой точки соприкосновения с реальным человеческим бессилием и бесправием перед лицом спаянной в один свинцовый пресс уголовно-исполнительной системой, прокуратурой, судопроизводством и приводящей этот пресс в движение «фээсбой» и политической полицией.

Система прохождения ступеней так называемого «правосудия» в РФ, когда обжалуешь решение суда первой инстанции и при этом указываешь на конкретные правовые нормы, которые были им не учтены, проигнорированы или преступлены, напоминает идиотскую игру по известным правилам: «Ты им про Ерёму, а они тебе – про Фому». На все доводы приводятся возражения, никак с ними не сопрягаемые. Я дошёл в своих обжалованиях до Председателя Верховного Суда, который пока мне ещё не ответил, но пример всех предыдущих отписок (Уполномоченный по правам человека В.П. Лукин и чеченский президент Р.А. Кадыров просто не удостоили меня ответом) лишь продемонстрировал мне издевательскую изворотливость всяких судейских «писак и бумагомарак», как их окрестил А.С. Пушкин в своём романе «Дубровский». Если кого-то заинтересует эта судейская галиматья, напоминающая театр абсурда, могу предоставить для ознакомления мою переписку. Но только предупреждаю, что для того, чтобы хоть что-то понять из «наукообразного» судейского языка, надо иметь представление о предмете или сталкиваться с чем-то подобным на практике (желательно личной).

Многочисленные факты самоуправства, превышения служебных полномочий и даже сокрытия документа одним из сотрудников администрации колонии (документ был передан от казаков из Обнинска и Малоярославца О.В. Ивотиной для суда по моему УДО), не расследуются даже при наличии моего письменного обращения. И чего здесь больше, непрофессионализма тех, кто расследовать должен, или непробиваемости круговой поруки надзирателей, мне трудно определить. По самоуправству сотрудников колонии я обращался и начальнику колонии Ю.А. Бабаскину, и в Калужский районный и областной суд, и в прокуратуру – но результат везде одинаков: либо мне заявляют, что моего заявления и в глаза не видели, либо отвечают так, что остаёшься без ответа… Кому будет любопытно, готов предоставить и такую переписку.

Предпоследнее моё перед выходом на свободу заявление в Калужский облсуд дежурным помощником начальника колонии Э.В. Акимушиным было передано вышеупомянутому оперработнику А.В. Калиброву и тот его благополучно добавил к когда-то изъятым у меня дневниковым записям, наплевав на пункт 30 Приказа Минюста РФ от 29.06.2012 г. за № 125, которым запрещено подвергать такую корреспонденцию вскрытию, цензуре и задержке в отправке адресату.

Не могу обойти словами благодарности так называемую «медслужбу» колонии в составе фельдшера Малышевой Н.Ю. и её помощницы. Кратко качество предоставляемой зэкам «медицины» распознаётся в кличке, данной осуждёнными Наталье Юрьевне – «Доктор Смерть». Её любимым ответом на жалобы является: «Дома будете лечиться!». Не знаю, насколько такое понимание Доктором Смертью своих обязанностей связано с двумя смертями заключённых, произошедшими в течение моего срока пребывания в колонии, но что я только успев выйти на свободу уже бегаю по врачам – так это точно. Как, впрочем, она и советовала. Впечатление от «колониальной медицины»: назначение двух медработников заключается не в оказании медпомощи, а в создании «обоснованного с медицинской точки зрения» барьера на получение зэками врачебной помощи. Если возникнет желание убедиться в моих словах, я могу назвать несколько фамилий арестантов, которые на себе ощутили «заботу» Доктора Смерти и её помощницы и надолго сохранят о такой заботе «горячие» воспоминания. Ведь если арестант позволит себе проявить упорство в требовании оказать ему медпомощь, от колониальных эскулапов можно услышать и такое: «Я на вас рапорт напишу!» А за этим, естественно, ко вконец обнаглевшему больному следует вместо лечения применение наказания, чему я знаю конкретный пример.

В своё время я был в числе тех 3-х человек, с которых в нашей Калужской области в 1991 г. началось казачье возрожденческое движение. Спустя 21 год я оказался первым казаком в области, получившим реальный срок заключения именно за свою казачью деятельность – издание общероссийской казачьей газеты. Никакой вины я за собой не признаю, но вижу, что очень сильно провинился перед властью тем, что в газете писал исключительно «горькую правду», а не «сладкую ложь», ей угодную. И именно поэтому я кроме срока заключения получил ещё и дополнительное наказание – 3-летний запрет на участие в издании и выпуске средств массовой информации. Однако затыканием рта никогда и никто не добивался лечения социальных язв, которые постоянно вскрываются и кровоточат то в Кондопоге, то в Сагре, то в Крымске, то в Кущёвке, то в Зелонокумске, то в Удомле, то в Пугачёве…