История России в казачьей песне

Мужская (походная) казачья песня как одно из основных культурных проявлений традиционной жизни казаков на сегодняшний день практически утрачена. Казачья песня стала объектом изучения и исследования учеными-этнографами, фольклористами и за редким исключением учеными-историками. Ввиду утраты традиционных форм народной жизни и схемы передачи песенного искусства «отец-сын» и «дед-внук» мы имеем другую схему, когда редкие носители песенного наследия передают его редким любителям.

Особую ценность для изучения истории казачества имеет военная, историческая казачья песня. Во-первых, она фиксирует ранние этапы развития казачества, основные типы поведения казаков. Здесь мы можем рассмотреть в качестве примера былину про Добрынюшку (записана в х. Яменский). В ней говорится о том, что он (Добрынюшка) ходил да гулял между трех дорог: Муромской, Московской и третьей славной Киевской. Этот пример является доказательством тому явлению, которое в ХV-XVI вв. обозначалось в Московском государстве глаголами: полековать и казаковать. Известно, что былина была принесена в традиционные места проживания казаков с севера (Ладожско-Новгородская традиция). Интересно, что последнее место, где записывается былина – это Терек. Этот вектор движения песни напоминает нам о движении с севера на юг речных пиратов – ушкуйников и об оседании их у казаков.

Во-вторых, казачья песня фиксирует, на наш взгляд, самую главную драму отношений царь – казачество (Москва – казаки). Она заключается в том, что в этих отношениях изначально заложена двойственность: с одной стороны, стремление казачества к вольнице, а с другой – государственная миссия – служение.

В ряде песен мы видим желание услужить и приклониться белому царю («В 1791 роки…»). В этой песне идет речь об упразднении Екатериной II Запорожской Сечи и переселении запорожских казаков под предводительством атаманов Чепеги и Головатого на Кубань. Однако есть песни, в которых казаки негодуют на царя или даже проклинают его («Вражья баба Катерина, шо ж ты наробыла?»).

В то же время весной 1792 года на Дону разворачивалась своя драма. Было принято решение переселить 3000 семей казаков на Кубань для укрепления границы и создать кордон из 12 станиц между Белой Мечетью и Усть-Лабой, что вызвало недовольство и даже мятеж среди казаков. Эти события отражены в песне «Отчего Дон возмущенный стал»:

Никто та про то не знает, да никто не ведает,
Отчего же наш славный тихий Дон возмущается.
Воскрутился, возмутился славный тихий Дон от трех генералушек,
Как от первого генералушки от Гудовича,
Как от второго генералушки князя от Черкасского,
Как от третьего генералушки князя Иловайского.
Как вечор-то, ночесь, Иловайский князь во игры играл.
Он не в карты играл и не в наперсточки, а во бильярд катал,
Прокатал-прогулял Иловайский сын пару вороных коней со колясочкой.
Еще пропил-прокатал Иловайский сын все житье-бытье, все свое именьице,
Еще пропил-прогулял Иловайский сын весь наш славный тихий Дон.
Как пропивши, промотавши, сел на лавочку он,
Потупил свои очи ясные и призадумался.
Он, призадумавшись, стал указы фальшивые писать и по войску рассылать.
Старых стариков во Кубань-реку бросать.
А девушек на фабричный двор брать,
А молодых ребят во солдаты брить…

В песне об исходе Игната Некрасова с казаками «Не заря, заря занималася» звучат такие слова:

Ты прости, прощай, наш Тихой Дон,
А тебе, царю, не за что, 
Через тебе иду во неволюшку,
Во туретчину… 

Эти события относят нас к петровскому времени, к 1708 году, когда был подавлен бунт Кондрата Булавина и его сподвижника Игната Некрасова. 

Чтобы еще раз подчеркнуть значимость исторической казачьей песни как народного документа, народной летописи, фиксирующей и осмысливающей российскую историю, хочется вспомнить интересный факт из истории донского казачества. В 1744 году при пожаре в Черкасском городке сгорел войсковой архив, и Матвей Иванович Платов, Луковкин и др. приняли решение восстановить его по казачьей песне.

Казачья песня – это все-таки в первую очередь художественное осмысление, переживание жизни казаками. Поэтому нельзя не коснуться образно-поэтического строя песни. Казаки, ощущая особую кровнородственную связь с той рекой, где они жили, с той страной, которую они оберегали и расширяли, нередко в своих песнях одухотворяли их, вступали с ними в диалог, сочувствовали и даже просили прощения.

Дон во многих песнях предстает перед нами как «Тихий», «Иванович», «отец родной», «батюшка»:

Подходили донцы они к Дону близко.
Тот час кивера с голов они долой,
Поклонились они Дону низко:
Здравствуй, Дон, отец родной,
Что ты сердишься на нас?
А он отвечает:
Я не сержусь,
Вы же мои дети… 

Россия в песнях упоминается как матушка Россия, которая «…много горя, нужды приняла…много крови пролила», но в то же время много Славы про тебя, «…сабе сына, а ты родила, его Платовым а ты назвала».

Эти примеры песен говорят нам о самосознании казаков как ответственных, любящих свою родину людей.

Из песен мы узнаем, как важна для казаков слава:

Жизнь казачья, она плохая,
Вот зато Слава, она хороша…

Тема братства (товарищества) звучит в песне напоминанием призыва Александра Невского: «Положим животы своя за други своя». Только зная жизненный уклад казаков, можно понять, как умирающий казак может утешать мать словами: «…ой а не все друзья мои да товарищи погибают на войне».

В казачьей песне переживается драма непогребенного тела, например, в песне «Черный ворон»:

…ты принес мне, черный ворон,
Ручку белую с кольцом.
По колечку я узнала, чья у ворона рука.
…он убитый лежит, не зарытый, в чужедальней стороне… 

Казачья песня является тем народным документом, летописью, слушая и изучая которую, мы можем получить более полную и ясную картину всей российской истории.

Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: материалы Восьмой Кубанско-Терской научно-практической конференции / под ред. Н.Н. Великой, С.Н. Лукаша. – Армавир: ИП Шурыгин В.Е., 2012. – 216 с.