После того, как в сентябре 1612 года Второе ополчение нанесло поражение войскам гетмана Ходкевича, пытавшегося соединиться с польским гарнизоном, контролировавшим Московский кремль, освобождение Москвы стало неизбежным. 

Бои с войсками гетмана Ходкевича показали, что только единство сил Второго ополчения Минина и Пожарского и казаков Трубецкого помогло выдержать натиск сильного врага, а затем и разбить его. Поэтому встал вопрос об объединении сил. Несмотря на сопротивление ряда влиятельных лиц, под давлением власти влиятельного и богатого Троице-Сергиева монастыря, включая келаря Авраамия Палицина, воеводы стали склоняться к единению. Руководители Второго земского ополчения вступили в переговоры с казаками о выработке плана совместных действий. Трубецкой, ссылаясь на знатность своего происхождения, требовал, чтобы вожди земского ополчения подчинились ему. Пожарский и Минин во избежание раздора пошли на уступки. В конце сентября 1612 года обе рати и власти соединились. Во главе объединенного войска встал новый триумвират — Трубецкой, Пожарский и Минин (при формальном главнокомандовании Трубецкого).

Для решения вопросов государственного характера были сформированы приказы, а для обсуждения военных вопросов — единый стан (штаб) на Неглинной речке у стен Кремля. Общие приказы и стан размещались на нейтральной местности — посредине между двумя лагерями — казачьим и ополченским. Сюда съезжались на совет вожди русских войск. Все грамоты подписывались обязательно и Трубецким, и Пожарским. Имя Трубецкого оказалось на первом месте, потому что он имел боярство, полученное в Тушино у «царя» Лжедмитрия II, а Пожарский был лишь стольником. Фактически же Дмитрий Михайлович, как более даровитый и активный деятель, имел большее влияние и авторитет в войске. 

 

В результате договора между двумя воеводами ратники объединенного войска были уравнены в правах. И казаки Трубецкого, и ополченцы Пожарского стали получать одинаковое количество продовольствия. Каждому из них на год выдавалось по три пуда муки (48 килограммов), по три пуда сухарей, по четвертой части мясной туши, по пуду круп, по пуду толокна. Кроме того, всадники получали на лошадь по шести пудов овса и по возу сена. В совместной грамоте Трубецкой и Пожарский оповещали города и села Русской земли том, что они вместе с «выборным человеком всею землею» Мининым по просьбе и решению освободителей столицы приняли на себя управление Московским государством. 

Освобождение Москвы

Как только ополчение и казаки объединили силы, началась общая осада Кремля и Китай-города. Были установлены 4 батареи — в Замоскворечье, у Пушечного двора, на Кулишках и Дмитровке. Начался обстрел крепостей. Полякам было отправлено предложение сдаться, выдержанное в весьма мирных тонах: «Всему рыцарству князь Дмитрий Пожарский челом бьет…». Князь обещал: «Я беру вас на свою душу и всех ратных людей своих упрошу: кто из вас захочет в свою землю идти, тех отпустим без всякой зацепки», ослабевшим и раненым обещались подводы. Ляхи ответили по-хамски: «Московский народ самый подлейший в свете и по храбрости подобен ослам или суркам… впредь не пишите нам ваших московских глупостей, а лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей».

Стойкость поляков во многом объяснялась тем, что они захватили «в залог», то есть ограбили, оставшиеся сокровища в Москве, венцы Грозного и многое другое. Как можно бросить такие богатства? Грабили и частных лиц. Ворвались даже в дом предателя Мстиславского, избив его, отобрав имеющееся продовольствие и ценности. Обобрали и епископа Арсения Елассонского и, как он писал, «отняли у русских всякий провиант, вещи — серебро, золото, одежды златотканые и шелковые». Иван Голицын возмутился — и тут же отправился в темницу. Хотя польский гарнизон, несмотря на последние бесчинства, был уже обречен. С отступлением войск гетмана Ходкевича и окончательным объединением русских сил участь поляков была решена. Напрасно они взывали о помощи: ни Ходкевич, ни польский король в ближайшее время им помочь не могли. Ещё два месяца продолжалось бессмысленное сидение интервентов. 

Одновременно с осадой Кремля князь Дмитрий Пожарский принял меры для защиты тыла русского войска, так как к тому времени стало известно, что польский король Сигизмунд III собирает крупные силы для похода на Москву. В районе Замоскворечья были проведены большие инженерные работы, восстановлены разрушенные в ходе боев укрепления — острожки. Берега Москвы-реки обнесли тыном с земляной насыпью, на которой расставили пушки с таким расчетом, чтобы можно было вести огонь как по врагу, наступавшему с тыла, так и по польскому гарнизону, засевшему за кремлевскими стенами. Русские ратники выкопали неподалеку от Кремля глубокий ров, укрепили его, поставив у Пушечного двора батарею для обстрела Кремля. Осторожный и предусмотрительный воевода Пожарский лично наблюдал за тем, как ведутся осадные работы.

Таким образом, все возможные пути доставки продовольствия в Кремль перерезали. Если раньше польскому гарнизону эпизодически доставляли провиант, то теперь все возможности поставки были перекрыты. Также стоит учесть, что в ходе битвы с армией Ходкевича, часть его разбитых отрядов пробилась в Кремль и гарнизон значительно увеличился, то есть нужно стало больше продовольствия. Начался голод. Поляки съели кошек, собак, птиц, всю живность, варили кожаные переплеты книг, пошла в ход и трава. Польское командование, чтобы уменьшить количество едоков, выпустило из Кремля бояр, сидевших с ними в осаде, с семьями, предварительно ограбив их. Среди них был глава «семибоярщины» князь Мстиславский, жена Филарета Романова с сыном Михаилом (будущий русский царь) и другие.

 

Первыми вымерли роты Неверовского, прорвавшиеся без денег и собственных припасов. Делиться у «рыцарства» было не принято. В начале октября выпал снег, закрыв ещё сохранившиеся кое-где лебеду и коренья. И чтобы продержаться до подхода королевской армии, полковники дошли до самой крайности. Они приказали вывести из тюрем и забить на съедение русских заключенных и пленных. Потом стали питаться своими умершими. Дошло дело и до открытых убийств с целью людоедства. Будила писал: «Пехота сама себя съела и ела других, ловя людей… Сильный зарезывал и съедал слабого». Сожрали гулящих девок, бывших при войске. Потом принялись за слуг. Страшное дело стало настолько обычным, что даже торговали в открытую человечиной. Голову продавали по 3 злотых, ступни ног — по 2. Людей хватали на улицах, заготавливая мясо впрок, засаливали в бочках. Правда, русских в крепости осталось мало, одни погибли, другие бежали, третьих выгнали, как лишних едоков. Поэтому резали и своих. 

Но поляки по-прежнему вели себя дерзко, сдаваться отказывались. Хотя их число значительно сократилось: с 3,5 тыс. бойцов до 1,5 тыс. человек. Этим воспользовались казаки, которые 22 октября 1612 года пошли на штурм вражеских позиций. В это время шли переговоры о сдаче Китай-города, и казаки решили прервать их, не желая никаких уступок противнику. Надежно прикрыть стены противник уже не мог, и русские воины ворвались в Китай-город. Много шляхтичей было перебито, оставшаяся часть бежала в Кремль.

Убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, польское командование смирилось и пошло на переговоры о сдаче. Теперь о свободном уходе речи уже не велось, были предъявлены условия безоговорочной капитуляции. 26 октября (5 ноября) 1612 года остатки польского гарнизона согласились на капитуляцию. В соглашении говорилось, что интервентам будет сохранена жизнь, если они сдадут в казну награбленные ценности. 

27 октября началась сдача польского гарнизона. Полк Струся, вышедший в лагерь Трубецкого, вопреки договору был почти полностью вырезан казаками. Среди казаков было много беглых крестьян и холопов из мест, которые были разорены польскими бандами, поэтому они жаждали мести. В полку Будилы, сдавшемся Пожарскому, также имелись убитые, но в значительно меньшем количестве. Кроме того, князь Дмитрий, когда принимали пленных, не допустил кровопролития и заставил прибывших вооруженных казаков вернуться в свой лагерь. Поляки и наемники были разосланы по русским городам, где они находились под арестом до обмена их на находившихся в польском плену русских. В тот же день, 27 октября 1612 года, русское ополчение торжественно вступило в опустошенный и оскверненный врагами Кремль. 

В Китай-городе, и в Кремле, русские увидели жуткие картины загаженных церквей, разграбленных дворцов, обворованных могил. Повсюду в жилых помещениях находили жуткие доказательства нравственного падения ляхов и европейских наемников: чаны и бочки с засоленной человечиной, распотрошенные и недоеденные части тел. Кстати, поляки также нарушили договор. Они перед сдачей не поленились припрятать лучшую часть награбленного в специально оборудованных тайниках, но их нашли. 

В воскресенье 1 ноября 1612 года утром на Красной площади, у Лобного места, под приветственные крики москвичей сошлись народное ополчение и казачество. После благодарственного молебна открылось торжественное шествие в Кремль. Земское ополчение, во главе которого ехали Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин, под звон колоколов и пушечный залп, двигаясь от Арбата, вошло во Фроловские (Спасские) ворота. Ополченцы несли опущенные польские знамена, отбитые у гетмана Ходкевича. В самом Кремле победителей встретили полковники Струсь, Будила и другие польские командиры, которые покорно сложили знамена королевского войска. В это время казаки во главе с боярином-воеводой князем Трубецким вступили в Кремль через Боровицкие и Троицкие ворота. Москвичи праздновали победу.

Таким образом, очистив полностью столицу от иноземных захватчиков, народное ополчение создало фундамент для освобождения всей страны от поляков и шведов, восстановления русской власти по всей Руси. Минин и Пожарский навечно вошли в русскую историю как народные герои. Однако до полного освобождения страны было еще далеко. Западные и северо-западные области Русского государства находились под польскими и шведскими оккупантами. Противник собирал силы для нового броска на Москву. 

Продолжение борьбы

Освобождение Москвы от интервентов еще не означало полной победы. До неё ещё было далеко. Руководители ополчения сразу стали рассылать грамоты о созыве Земского Собора. Но оказалось, что заниматься этим ещё рано, так как враг на пороге. Магнаты Речи Посполитой не отказались от своих планов захвата русских земель. К Москве приближался польский король Сигизмунд с войском (польская конница и немецкие наемники). Взяв часть смоленского гарнизона, он довел войско до 5 тыс. с лишним бойцов, а в Вязьме соединился с остатками рот Ходкевича. Поляки шли не по разоренной Смоленской дороге, а по Ржевской. Узнав о том, что Москва пала, польский король сразу вспомнил об отвергнутом им прежде смоленском договоре, и принялся в воззваниях убеждать, что явился дать на царство избранного русскими королевича Владислава, который якобы болел и не мог приехать раньше. 

Но подчиняться полякам не желали. Малая крепость Погорелое Городище встретила поляков залпами орудий. Воевода Шаховской с иронией посоветовал: «Иди, король, под Москву, будет Москва за тобой, и мы готовы быть твои». Вновь большое беспокойство врагу доставили партизанские отряды из вооруженных крестьян, которые своими действиями держали поляков в постоянном напряжении. 

В Москве подход врага также стал неожиданным. К серьезным сражениям она была не готова. Город был сильно разрушен, укрепления ещё не восстановили. В Москве не было продовольствия, чтобы выдержать осаду. Из-за отсутствия снабжения большинство дворян распустили по домам, и часть казаков разошлась на «зимние квартиры». В результате у Трубецкого и Пожарского осталось всего 3-4 тыс. бойцов. Русское командование решило ни в какие переговоры с интервентами не входить и выслать навстречу противнику рать, чтобы не пустить поляков к Москве. 

Сигизмунд тем временем подошел к Волоколамску. Воевода Карамышев хотел было сдаваться перед превосходящими силами врага. Тогда донские казачьи атаманы Нелюб Марков и Иван Епанчин фактически отстранили его от командования и поляков не впустили. Польский король разозлился и осадил городок, а в Москву отправил посольство во главе с Мезецким в сопровождении полка из тысячи всадников. Русская рать в переговоры с врагом вступать не стала. Польскую конницу встретили возле Ваганькова, побили и отбросили. Посол Мезецкий перешёл на сторону русских. А взятый поляками в плен дворянин Филисофов ещё больше смутил польское командование, дезинформировав его: «Москва людна и хлебна, все обещались не брать королевича на царство и умирать за православную веру».

Волоколамск также сдаваться не намеревался. Казаки отразили три штурма, да еще и предприняли вылазку, отобрав у врага несколько пушек. Тем временем начинались метели и морозы. 27 ноября король дал приказ отступать. Поляки побрели назад, бросив застрявшие в снегах обозы, теряя замерзших и обмороженных воинов. 

«Новый летописец» описывает оборону Волоколамска так: «Услышал то король, что московские люди все на том встали, чтобы не брать сына его королевича на Московское государство, и повелел приступать сильными приступами к Волоку. На Волоке же в ту пору был воевода Иван Карамышев да Степан Чемесов, от них же толку мало было во граде. Бой же вели атаманы: Нелюб Марков да Иван Епанчин, бились на приступах, едва за руки не берясь, и на трех приступах перебили великое множество литовских и немецких людей. 
 

Король же, видя мужество и крепкое стояние московских людей и срам свой и побитие литовских и немецких людей, пошел наспех из Московского государства: многие у него люди литовские и немецкие померли от мороза и голода. В Московском же государстве начальники и все люди воздали хвалу Богу, как Бог показал предивные чудеса такими последними [оставшимися] людьми Народы Московского государства, дал им Бог храбрость, встали против тех злодеев, и очистил Бог Московское государство радением начальников и службой и радением ратных людей, и послали [сообщить об этом] во все города. Во всех же городах была радость велика».

Таким образом, новый польский поход на Москву провалился. Поражение под Москвой и неудачная осада Волоколамска послужили причиной отступления войска Сигизмунда в Польшу. Похвальбы Сигизмунда III «великое Российское государство под себя и под Польшу… привести» не осуществились.