Казаки в ХХI веке: Когда и почему они стали жить в городах

Для непосвященных, а таких людей довольно много, вопрос о появлении казаков в городах довольно сложный. Как и в целом все, касающееся казачества. Сами казаки в большинстве своем знают свою историю. Знают, как и почему оказались городскими жителями. Для тех же, кто представление о казачестве имеет смутное, основанное на советских фильмах и книгах, внезапное появление множества казаков и казачьих организаций в Москве и других крупных городах воспринимается как нонсенс.

Попробую объяснить. Судить, например, о сегодняшних Соединенных Штатах по книгам Фенимора Купера было бы по крайней мере неразумно. Вероятно, не все в его произведениях вымысел и авторские фантазии. Вероятно, когда-то и существовала Америка, которую он описывал в своих книгах. Ими и сегодня зачитываются мальчишки, мечтающие о приключениях. Но времена изменились. Не те нынче индейцы и не те ковбои. Хотя есть и те, и другие. Сегодня никого не удивить тем, что в стране чернокожий президент. Можно ли было представить такое во времена Тома Сойера? Безусловно, нет. Так почему о казаках судят по произведениям позапрошлого века?

Надо бы знать, что в истории России всегда были так называемые «городовые казаки». Они постоянно проживали в приграничных городах, охраняли территории и получали за это жалованье. Воинские способности казаков всегда ценились очень высоко. Многие правители хотели бы видеть именно их в своей дружине или в охране. Взять хотя бы казаков-албазинцев, составивших в свое время основу гвардии китайского императора. Уж что-что, а воевать казаки умели. А границы далеко не всегда пролегали там, где они проходят сегодня. Например, практически подмосковный город Муром давным-давно был приграничным форпостом России. Знаменитый «старой казак Илья Муромец» — уроженец этого города. И это не сказочный персонаж, а конкретная историческая личность.

Со времен царя Ивана Грозного казаки официально служили Государству Российскому. Когда русские императоры приравняли казачьи чины к общеармейским, когда особо отличившимся казакам стали жаловать дворянство, сложилась особая прослойка среди них — казаки-дворяне. Многие во времена Екатерины II и позже дослужились до генеральских чинов, стали придворными. И как придворные, они и проживали, в основном, в столице, в Санкт-Петербурге. Только к старости возвращались домой, на Дон. Герой Отечественной войны, граф Российской Империи Матвей Иванович Платов восемнадцать лет был донским атаманом. За все эти годы он на Дону провел от силы года полтора. Остальное время — в походах да в столице. Потомки Платова и сейчас проживают в Петербурге, они прекрасно помнят, кто был в их роду.

Казачья память крепка. Но был период в истории, когда ее пытались отбить. И делали это целенаправленно и варварски. Революционер Лев Троцкий в свое время заявил: «Казаки — это единственная сила в России, способная к самоорганизации. И потому они должны быть уничтожены поголовно». И ведь уничтожали. Уничтожали сотнями и тысячами. Именно этими зверствами и было спровоцировано знаменитое Вешенское восстание, талантливо описанное Михаилом Шолоховым в романе «Тихий Дон». Восстание вызвало новые репрессии. После революции и Гражданской войны Новочеркасск называли «городом вдов». Менее трех процентов мужского населения города осталось в живых, это были старики и дети, да еще те немногие, кто успел переметнуться на сторону «красных».

Но не всех казаков тогда извели — многие бежали. Уезжали за границу, в Сибирь, в центральные области России, в большие города, где проще затеряться, скрыться от вездесущей ЧК (Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем в Российском государстве в 1918—1922 гг. — прим. ред.). Меняли фамилии, скрывали от собственных детей, кто они такие и откуда ведут свой род. Потому как быть казаком было просто опасно для жизни. До 1936 года их в Красную армию не брали, заведомо считали врагами советской власти.

В 1936-м Иосиф Сталин, по одному ему ведомым причинам, появился в одном из театров Москвы в окружении группы казаков. Для них была пошита старая, дореволюционная форма одежды. На соратников Сталина по партии это произвело неизгладимое впечатление. Они уже не могли ничего сказать или сделать, вождь был всесилен и непредсказуем. С этого периода начинается первое возрождение казачества. Конечно, возрождение — это громко сказано, по сути, создавалось новое, «красное» казачество. Придумывались новые, советские «казачьи» традиции, создавались казачьи кавалерийские части, в которых не всегда служили сами казаки. Но, тем не менее, как патриоты своей Родины, они наилучшим образом проявили себя в годы Великой Отечественной войны. В добровольцы записывались все выжившие в Гражданской, часто рядом воевали дед, отец и сыновья, героизм казаки проявляли массовый. В начале войны, бывало, в конном строю бросались на вражеские танки.

Не все после окончания ВОВ возвращались на свои прежние места жительства. Многие, особенно те, у кого погибли все близкие, стремились в города, ведь там легче выжить в одиночку. Со временем появился еще один стимул переезда в город — образование. Казаки и казачки поступали в вузы, техникумы, училища. А самые престижные из них, конечно, в Москве. Молодого специалиста, только что окончившего институт, особо не спрашивали, где он хочет начинать свою карьеру. Три года по распределению, в любой точке Советского Союза. И ехали казаки по просторам Родины, работали, служили, обзаводились семьями. Очень немногие возвращались в родные станицы. Что там их ждало? Работа в советском колхозе?

Воспитанные в рамках многовековой военной службы, казаки, можно сказать, на генетическом уровне стремились стать военными. Так что парни шли в военные училища, как правило, с успехом их заканчивали. Молодые лейтенанты в новеньких погонах, опять-таки, отправлялись служить в различные части страны. Я, например, так оказался в Первопрестольной. Служил, женился, обзавелся квартирой, родились дети. Хотя в родную станицу, конечно, тянет.

Надо понимать, что казаки, как сказал бы Лев Гумилев, самый пассионарный из всех пассионарных народов. Они легко двигаются с места, легко пускают корни в новых условиях. Казаки когда-то ехали поднимать целину, ехали на комсомольские стройки, на стройки народного хозяйства. Кто-то из них просто искал лучшей жизни, стремился заработать там, где можно заработать. А ведь это одна из основных возможностей большого города, в первую очередь Москвы. И казаки уезжали, но всегда помнили, кто они и откуда.

После развала СССР началось новое возрождение казачества, и именно с городов. Станичному казаку кому доказывать, что он казак? И так все знают. Потому как кругом в основном ему подобные. А в городе самоидентификация важна. И образованны городские казаки, как правило, лучше. Стали создаваться военно-исторические клубы. Люди, давно и серьезно занимавшиеся историей казачества, начали появляться в традиционной казачьей одежде, в соответствующей амуниции и с оружием. Вокруг них стали собираться те, кому важно было вспомнить, возродить свою культуру.

Интересно, что первыми атаманами часто становились люди, профессионально, глубоко знающие историю. На Дону первым атаманом Союза Области войска Донского выбрали сына всемирно известного писателя Шолохова Михаила Михайловича. Войско Кубанское возглавил историк Громов, атаманом Войска Низового Запорожского стал историк Панченко.

Если говорить о современных реалиях, то, безусловно, жизнь в городе кардинально отличается от жизни в станице или хуторе. Но казаки остаются казаками везде. И в городе создаются казачьи общины и станицы, присутствует взаимопомощь и взаимовыручка. Само слово «станица» в казачьем диалекте имеет несколько иное от общепринятого значение. В первую очередь, это не форма названия населенного пункта, как, например «село» или «деревня», а обозначение общности людей. Это группы казаков, которые могут проживать в любой местности, в любом населенном пункте. В условиях большого города удается сохранять традиции, но, конечно, рождаются и новые. Они не могут противоречить каким-то основополагающим моментам внутренней культуры, но отражают конкретные условия проживания современных казаков.

Казаки и сегодня активно проявляют свою гражданскую позицию в обществе, тем более, что они, как правило, хорошо организованны. И эта активность распространяется далеко за пределы конкретного города. Нет определенной задачи быть вовлеченными во все общественные процессы, нет некоей условной «миссии», это происходит естественно, из внутренней потребности. Мы по природе своей в первую очередь стремимся к справедливости. Нам не по душе, когда сильный обижает слабого, пусть даже он облечен высокими чинами и званиями, когда проявляется коррупция. Многовековые традиции личной свободы, нерушимость этой свободы, общинный, коллективный образ жизни, помогают нам выжить в сложных условиях. Есть и желание не раствориться в других народах, не стать безликими «общечеловеками».

Внутри казачьего сообщества можно наблюдать обратное движение, когда казаки стремятся уехать из больших городов, — не без этого. Но они едут не в деревню, а в хутор, в родную станицу. Многие так поступают, становятся фермерами, обзаводятся хозяйством, разводят лошадей. Я лично знаком с такими казаками. Существуют целые казачьи общины, занимающиеся сельским хозяйством. Но, конечно, на быках они не пашут, в ходу современная техника, новые технологии. Даст Бог, и я когда-нибудь вернусь в родную станицу, там меня еще помнят.