Мусульманский вопрос на Кавказе в дореволюционной России

Р.М. Машитлев, 
кандидат исторических наук,
доцент Академии ИМСИТ
 

Мусульманский вопрос в региональной политике Кубанской области в конце XIX – начале XX вв.

На протяжении всей своей истории Россия представляла собой государство, отличающееся этническим, конфессиональным и культурным многообразием. Включение в состав империи разнородных элементов ставило перед властью задачу поиска путей решения возникающих проблем.

Особо остро проблема полиэтничности стояла на Кавказе. Отдельным вопросом для царской администрации (наряду с расширяющимся турецким влиянием на адыгов) стала проблема распространения ислама на территории Северного Кавказа. Северный Кавказ был официально подчинен Оренбургскому Магометанскому Духовному Собранию, с центром в Уфе, однако его влияние было номинальным – сказывались и отдаленность региона, и отсутствие какой-либо историко-культурной общности.

В Кубанской области в местах проживания адыгов конфессиональный контроль осуществляла местная администрация [1, с. 76]. Из среды адыгского духовенства выделился слой «нового» духовенства. Его основу составила мусульманская интеллигенция, получившая образование в Каирском университете Аль-Азхар, Османском университете в Стамбуле, средних учебных заведениях Крыма, Уфы, Казани и Дагестана. Она была увлечена идеями, характерными для передовых деятелей общественной мысли мусульманского мира.

Наиболее яркие представители нового духовенства – кадий Майкопского городского суда Д. Хатков, эфендии М. Набоков, А. Набоков, И. Бекух, С. Натхо и С. Бахов [2]. Авторитет эфенди среди народных масс был чрезвычайно велик – значительно выше, чем авторитет православных священников среди русских христиан.

В начале XX в. самодержавие, с подозрением относившееся к политически активной части мусульман, опасалось проникновения в среду российских мусульман революционных идей «младотурков», шедших из Турции и Персии, а также идей панисламизма, которые распространялись среди мусульман разных стран. Панисламизм (идея объединения мусульман всего мира в единое государство под эгидой Турции) оценивался в России как течение, угрожавшее единству империи.

Всплеск политической активности нерусских народов в период революции 1905–1907 гг. напугал правительство, поставил под сомнение лояльность этих народов к власти. Во время революции произошло некоторое сближение части мусульман России с революционными элементами русского общества. Политическая активность мусульман оказалась неожиданностью для русской общественности. «Пробуждение» российских мусульман, принявшее политический характер, пошатнуло доверие властей к мусульманам и их организациям. Факт их политической активности стал одним из поводов к возобновлению обсуждения мусульманского вопроса [3, с. 119]. Наблюдая за жизнью мусульман, власть и православное духовенство оценивали любые проявления их активности как стремление к обособлению от России и усилению ислама.

Мусульманское духовенство на Кавказе вызывало немалые опасения, как у местной администрации, так и у царского правительства. В петиции кавказских мусульман, представленной в Комитет министров в начале 1905 г., говорилось о необходимости уравнения в правах с остальным населением России, свободе образования и печати на родном языке, введении земского самоуправления, ликвидации остатков крепостной зависимости крестьянства, выборов духовенства и возвращения церковных имуществ (вакуфов) [4]. Но разрешения многих вопросов, связанных с правовой основой мусульман Северного Кавказа, не было.

Так, высочайшими указами от 12 декабря 1904 г. и от 17 апреля 1905 г. определён ряд требований о пересмотре законоположений, касающихся религиозного быта мусульман. С 1905 г. эта проблема решалась на ином уровне – начало работу Особое совещание по делам веры под председательством генерал-адъютанта графа А.П. Игнатьева. На одном из заседаний рассмотрена записка действительного тайного советника Череванского, предлагавшего учредить новые духовные правления, в том числе Кавказское с центром в Тифлисе, компетенция которого охватила бы и Северный Кавказ [1, с. 76]. Но в 1906 г. совещание было закрыто, а материалы переданы в министерство внутренних дел [1, с. 83].

Так или иначе, беспокойный период 1906–1907 гг. вызвал явную обеспокоенность департамента полиции в связи с «брожением» среди мусульманского населения империи, а также за границей, и возникновением идей на почве панисламизма. Оно отмечалось в сильной степени на Кавказе, в Крыму, в Волжско-Камском районе, других городах империи [5]. В связи с этим в декабре 1910 г. начальникам районных и охранных отделений и губернских жандармских управлений департамент полиции предлагает:

«1. Принять меры к немедленному приобретению соответствующей секретной агентуры для освещения преступной деятельности панисламистов и их революционных организаций в целях своевременного пресечения таковой;

2. неослабно следить за настроением мусульманского населения в вверенном Вашему наблюдению районе, обратить при этом особое внимание на деятельность как педагогического персонала мусульманских школ, так и магометанских духовных лиц, по своему положению особенно близко соприкасающихся с мусульманским населением, – о чём периодически докладывать;

3. следить за деятельностью панисламских издательств, а также и за панисламистской литературой во всех ее видах» [5, л. 2].

Опасения правительственных кругов вызвала тесная связь мусульман Кавказа со своими заграничными единоверцами. Большинство духовных лиц в совершенстве знало арабский язык, связи с заграницей осуществлялись через паломничество в Мекку, эмиграцию, печать.

Православное духовенство усилило нажим на правительственные круги, обращая внимание властей на мусульманскую проблему. Правительство с пониманием относилось к тревоге духовенства. Столыпин в 1909 г. писал обер-прокурору Синода С.М. Лукьянову: «Для народа христианского мира столкновение с мусульманским миром знаменует не религиозную борьбу, а борьбу государственную, культурную… Очевидно, что при таком положении мусульманский вопрос в России не может не считаться грозным. Государство наше, действовавшее во все времена в тесном единении с церковью, и в данном случае не может и не должно обособляться от нее...» [3, с. 122].

Стремление мусульман сохранить свои культурные особенности, попытки отстоять их на политическом уровне расценивались в правительственных кругах как сепаратизм, вызывали страх не только за целостность государства, но и за сохранение доминирующего положения русско-православной культуры. До 90-х г. ХIХ в. адыгское мусульманское духовенство пыталось стать в оппозицию царизму, выражать национальные интересы масс. Но уже в начале ХХ в., и особенно после революции 1905–1907 гг., духовенство в адыгских селениях назначалось атаманом отдела или же начальником участка того же отдела [6]. Всё же были случаи, когда жители аулов требовали от начальника Кубанской области и наказного атамана снять с должности муллу, эфенди – за нарушение Шариатских правил и Корана [6, л. 46].

Из характеристик духовных лиц видно: средний их возраст составлял от 32 до 50 лет [6, л. 92]. В некоторых аулах было по нескольку духовных представителей. Это объясняется тем, что в адыгских селениях находилось несколько мечетей. Так, в ауле Пчегатлукай было три мечети, при двух муллах; аульское общество избирает на должность муллы в третью мечеть Якуба Хуакова [6, л. 102].

Эти факты указывают на высокую религиозность адыгского общества в начале ХХ в. Власть беспокоили устойчивость исламской культуры, возможность её противодействия государственной политике в регионе, а также распространения культурного влияния на другие немусульманские народы.

С началом ХХ в. отмечаются случаи перехода из православия в ислам. В марте 1914 г. генерал-майору М.П. Бабычу пришло послание от Тульского дворянина Владимира Александровича Доманского (26 лет), к тому времени проживающего в станице Старощербиновской, Кубанской области, с просьбой «исключить из Православия, на основании Высочайшего указа от 17 апреля 1905 г., и разрешить окончательно принять магометанство, к которому имел тяготение, ещё до издания Указа о веротерпимости» [7]. М.П. Бабыч отклонил прошение, ссылаясь на то, что предки просителя принадлежат православию [7, л. 8]. В.А. Доманский, отстаивая свои убеждения, обращается в адрес наместника на Кавказе. В результате по приказу Бабыча в станице Старощербиновской 4 июля 1914 г. было объявлено о разрешении Доманскому перейти в магометанство [7, л. 15].

Рост мусульманского самосознания среди народов Кавказа, который наблюдался после событий 1905–1907 гг., вызывал не меньшие опасения, чем рост революционного движения в регионе. В нём российская администрация видела прежде всего альтернативу имперской идеи. В данном контексте мусульманская идеология и революционная пропаганда действительно имели общие черты. Особенно это касалось фактора практического распространения их идеологии и принципов, поэтому влияние панисламистской идеологии в России пытались ограничить всяческими способами.

Наибольшие опасения в департаменте полиции вызвала вышедшая 27 мая 1911 г. статья «Пробуждение в мусульманском мире» из турецкого журнала «Сират-Мустагим» [5, л. 18]. В переводе статья «Что же касается панисламизма» заканчивается следующим: «Мы, мусульмане, где бы ни жили, должны составлять из себя один цивилизованный народ; стать наравне по силе, по развитию, промышленности и т. д. с другими народами. Чтобы в христианских странах мусульмане пользовались такими же правами, как и христиане».

Это было действительно громким заявлением, и в некоторой степени оно приравнивалось к революционным лозунгам. В Российской империи предпринимались различные попытки удержать под политическим и идеологическим контролем население Северо-Западного Кавказа, и они, нужно признать, давали свои результаты. Малограмотность населения позволяла администрации округов контролировать печать и книжные издания. Административно-территориальное деление Северо-Западного Кавказа позволяло также напрямую вмешиваться во внутреннюю жизнь адыгов, контролировать её. Оно же усиливало разобщенность, ограничивало духовный обмен между мусульманскими народами.

Наученная опытом Кавказской войны, правительственная администрация исходила в своей деятельности из того, что идеи ислама могут сплотить мусульманские народы. Вследствие этого департаментом полиции и Духовным управлением было решено принять меры, препятствующие проникновению на Кавказ представителей исламского мира и исламской литературы [5, л. 20].

Сотрудники местных отделений департамента полиции с подозрением смотрели на мусульман Кавказа. Православное духовенство, в принципе не доверявшее мусульманам, даже во внешне спокойном настроении горцев часто усматривало скрытую враждебность. Вместе с тем в 1913 г. 39-ю членами Государственной Думы было внесено законодательное предложение об учреждении муфтиата на Северном Кавказе (Терская и Кубанская области, Ставропольская губерния) с подчинением его законам империи и об открытии духовных семинарий [1, с. 83]. Однако проект не нашёл поддержки ни в министерстве внутренних дел, ни у императора.

Опасения властей относительно религиозного влияния Турции на народы Северного Кавказа были небеспочвенны. Агентурные донесения говорили об активизации панисламистских комитетов в Турции, которые разослали во все страны с мусульманским населением своих эмиссаров для длительного изучения образа жизни, религиозных и политических взглядов местных мусульман. Вследствие этого, чтобы «развить необходимый для лучшего восприятия идей панисламизма фанатизм среди мусульман других государств, лидерами комитетов было решено, разделив панисламизм как движение на две части – на политическую и религиозную, начать вести дело на почве религиозного объединения всех мусульман, обратив особое внимание на развитие фанатизма в народных массах и, одновременно с ним, на ознакомление масс с современной культурой» [8].

Но если подробней рассмотреть программы так называемых панисламистов, видно, что они в большей степени говорили о правах и развитии мусульманских обществ. Как отмечалось в департаменте полиции, по замыслу «панисламистов» необходимо было принять меры, которые в дальнейшем будут способствовать объединению всех мусульман Кавказа:

«1. Открытие во всех городах с мусульманским населением возможно большего числа духовных школ, в которых вести преподавание по однотипной программе, на арабском языке.

2. Проведение в главнейших мусульманских городах съездов видных общественных деятелей и духовенства, для обмена мыслей и попутного выбора издательской комиссии, в которую должны войти лица, хорошо знакомые с религией и с современными науками, и на которую будет возложено составление и издание учебников и книг по всем отраслям знания на общедоступном языке для распространения бесплатно среди народа.

3. Издание во всех городах с мусульманским населением газеты на местном языке, которая осторожно способствовала бы развитию идей религиозного объединения среди мусульман всего мира.

4. Бесплатное обучение мусульманского юношества всех стран в высших мусульманских школах Мекки и Медины, чтобы, по окончании курса, последние возвращались к себе домой на родину, и распространяли среди своих соотечественников идеи религиозного объединения мусульман.

5. Направление в города и сёла всех стран с мусульманским населением просвещенных лиц для ведения религиозного объединения местного населения» [8].

Этим планам не суждено было сбыться. С началом Первой мировой войны Департамент духовных дел при МВД призывает к принятию самых решительных мер по отношению к лицам, распространяющим листовки с «воззванием»; в «воззвании» содержался призыв к священной войне с «неверными», и считалось, что это дело рук Турции [8, л. 5]. Эти листовки и газеты распространялись на всей территории Кавказа, но реальных действий со стороны мусульман региона они не вызвали. Опять-таки в силу банальной безграмотности населения, соответствующей работы органов правопорядка, разобщённости между народами.

Со второй половины XIX в. до смены власти в 1917 г. ислам на Северо-Западном Кавказе прочно утвердился, как доминирующая религия у адыгских народов. Под влиянием его духовных лидеров – упрочилось национальное самосознание народа. Мусульманская религия повлияла на жизнь горцев через правовое регулирование, регламентацию бытовых отношений, внесла значительный вклад в сферу образования, усилила борьбу с преступностью.

Российские власти в ходе разумной политики во второй половине XIX в. сумели привлечь на свою сторону мусульманское духовенство, пользовавшееся непререкаемым авторитетом у населения, сделав его своим сподвижником в деле реформирования и освоения края.

Распространение ислама способствовало развитию элементов государственности среди горцев Северо-Западного Кавказа, приобщению их к арабской культуре, стремлению к получению образования и созданию своего алфавита.

В течение XIX – начала XX вв. в России усилиями всех народов была создана самобытная система духовных ценностей, норм жизни, приоритетов. Она позволяла сосуществовать различным религиям и вероисповеданиям. Этот креативный опыт во многом способствовал нормализации обстановки в таком сложном регионе, как Северо-Западный Кавказ.


Список использованных источников

1. Нефляшева Н.А. Традиции и власть (на материалах Адыгеи конца ХIХ – 20-х. гг. ХХ вв.). – Майкоп, 1996.
2. Емтыль З.Я. Указ. соч. С.77.
3. Воробьева Е.И. Мусульманский вопрос в имперской политике Российского самодержавия: вторая половина ХIХ века – 1917 г.: дис… канд. ист. наук. – СПб., 1999.
4. Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало ХХ в.) // Вопросы истории. – 1995. № 9. С. 43.
5. ГАРО. Ф.-826. Оп. 1 Д. 124. Л.1.
6. ГАКК. Ф.-449. Оп. 2. Д. 546. Л. 1, 2, 4, 10, 11.
7. ГАКК. Ф.-449. Оп. 2. Д. 1859. Л. 2.
8. ГАРО. Ф.-826. Оп. 1. Д. 285. Л. 1.

Источник: Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность: сборник материалов XII международной научно-практической конференции «Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность», г. Краснодар, 27 февраля 2012 г. / редколлегия: С.Н. Якаев и др. – Краснодар: ИМСИТ, 2012г. Тираж 150 экземпляров.