Невероятный кругосветный поход советского ледокола "Анастас Микоян" в годы Великой Отечественной войны

26 августа 1941 года от достроечной стенки Николаевского судостроительного завода имени Марти спешно отошёл линейный ледокол «Анастас Микоян» и, тяжело зарываясь носом в набегающие волны, взял курс на Севастополь. На причале не было торжественного оркестра, его не приветствовали восторженные зрители. Корабль быстро уходил в море под аккомпанемент грохота выстрелов зенитных орудий, отражавших очередной налёт вражеских бомбардировщиков. Так начался его долгий путь. Путь, полный опасностей, мистических знаков и невероятных спасений.

С начала 30-х годов правительство СССР обратило пристальное внимание на Арктику. Прагматичные сталинские наркомы ясно понимали, что перевозка грузов северным водным путём из Европы в Азиатско-Тихоокеанский регион и обратно сулит огромные перспективы, но только при организации там регулярного судоходства. Распоряжением Совета Народных Комиссаров СССР 17 октября 1932 года было создано Главное управление Северного морского пути. Разумеется, освоение такого сложного маршрута было невозможным без строительства мощного ледокольного флота. Используя опыт эксплуатации ледоколов «Ермак» и «Красин», советскими конструкторами был разработан новый тип судов, отвечавший всем требованиям самого современного судостроения. Головной линейный ледокол «И. Сталин» был спущен на воду со стапеля ленинградского завода имени С. Орджоникидзе 29 апреля 1937 года, а 23 августа следующего года он вышел в свой первый арктический рейс. Вслед за ним заложили еще два однотипных корабля: в Ленинграде — «В. Молотов», в Николаеве — «Л. Каганович». Последнее, третье, судно из этой серии также заложили в Николаеве на заводе имени А. Марти в ноябре 1935 года под названием «О. Ю. Шмидт». Ледокол был спущен на воду в 1938 году, а в следующем году был переименован в “А. Микоян”. Корабль получился замечательный. К примеру, для изготовления корпуса применяли только высококачественную сталь, вдвое было увеличено количество шпангоутов. Такое техническое новшество в разы повысило прочность бортов. Толщина стальных листов в носовой части доходила до 45 мм. Судно имело двойное дно, четыре палубы и 10 водонепроницаемых переборок, что гарантированно обеспечивало живучесть судна при затоплении любых двух отсеков. На корабле были установлены три паровые машины мощностью по 3300 л.с. каждая. Три четырехлопастных винта обеспечивали максимальный ход в 15,5 узлов (около 30 км/час), дальность плавания составляла 6000 морских миль. Ледокол имел девять паровых огнетрубных котлов шотландского типа с угольным отоплением и несколько электростанций. Спасательные средства включали шесть шлюпок и два моторных катера. Судно оснастили мощной радиостанцией, имевшей огромный радиус действия. При проектировании и постройке много внимания уделялось бытовым условиям. Для экипажа штатной численностью в 138 человек были предусмотрены удобные двух- и четырехместные каюты, кают-компания, столовые, библиотека, душ, баня с парной, лазарет, механизированная кухня — все это делало новый ледокол самым комфортабельным на флоте. Приём судна Государственной комиссией намечался на декабрь 1941 года. Однако все планы спутала война.

Во избежание уничтожения ледокола авиацией противника на стапелях завода в Николаеве не до конца достроенный корабль пришлось срочно вывести в море. Командовать судном назначили опытнейшего моряка, капитана 2-го ранга С.М. Сергеева. Сергей Михайлович воевал в Испании, был начальником штаба дивизиона миноносцев республиканского флота. За умелое руководство боевыми действиями и личное мужество он был награжден двумя орденами Красного Знамени.

По решению штаба Черноморского флота прибывший в Севастополь «Микоян» переоборудовали во вспомогательный крейсер. На нем установили семь 130-мм, четыре 76-мм и шесть 45-мм орудий, а также четыре 12,7-мм зенитных пулемета ДШК. Такому вооружению мог позавидовать любой отечественный эскадренный миноносец. Дальность стрельбы 34-х килограммовыми снарядами «микояновских» стотридцатимиллиметровок составляла 25 километров, скорострельность 7-10 выстрелов в минуту. В начале сентября 1941-го вооружение корабля было закончено, на судне был поднят Военно-морской флаг РККФ. Корабль укомплектовали экипажем по штатам военного времени, на судно прибыли зам по политчасти старший политрук Новиков, командир штурманской боевой части капитан-лейтенант Марлян, старшим помощником был назначен капитан-лейтенант Холин. Артиллеристов принял под командование старший лейтенант Сидоров, машинную команду — инженер-лейтенант Злотник. Но самым ценным пополнением для ставшего боевым корабля стали рабочие сдаточных и ремонтных команд завода им. Марти. Это были настоящие мастера своего дела, высококлассные специалисты, прекрасно знавшие свой корабль буквально до последнего винтика: Иван Стеценко, Федор Халько, Александр Калбанов, Михаил Улич, Николай Назаратий, Владимир Добровольский и другие.

Осенью 1941-го в небе над Чёрным морем господствовала германская и румынская авиация. Орудия и пулемёты противовоздушной обороны, установленные на ледоколе, были серьёзным оружием, достаточным для оснащения небольшого эсминца или вёрткого сторожевика. Для надёжного прикрытия громадного судна, водоизмещением в 11 000 тонн, длиной в 107 м и шириной в 23 м, зенитных средств было явно недостаточно. Чтобы улучшить защиту от атак с воздуха, судовые мастера попытались приспособить орудия главного калибра для стрельбы по самолётам. Это было революционное решение, до этого главным калибром по воздушным целям не стрелял никто. Командир БЧ-5, старший инженер-лейтенант Юзеф Злотник, предложил оригинальный метод воплощения этой идеи: чтобы вертикальный угол наводки стал больше, увеличить амбразуры в щитах орудий. Автоген не брал броневую сталь, тогда бывший судостроитель Николай Назаратий за несколько суток выполнил всю работу с помощью электросварки.

Вооружённый ледокол, ставший теперь вспомогательным крейсером, приказом Командующего Черноморским флотом был включен в отряд кораблей северо-западного района Черного моря, который в составе крейсера "Коминтерн", эсминцев "Незаможник" и "Шаумян", дивизиона канонерских лодок и других плавединиц предназначался для оказания огневой поддержки защитникам Одессы. По прибытию в Одесскую военно-морскую базу корабль сразу был включён в систему обороны города. Несколько дней орудия вспомогательного крейсера «А. Микоян» сокрушали позиции немецких и румынских войск, попутно отражая налёты вражеской авиации. В один из дней, когда ледокол вышел на позицию для артиллерийских стрельб, его атаковало звено «Юнкерсов». Зенитным огнём один самолёт был моментально сбит, второй загорелся и направился в сторону корабля, видимо германский пилот решил таранить судно. Крейсер, практически не имевший хода и лишённый возможности маневра, был обречён, но… буквально в нескольких десятках метров от борта «Юнкерс» неожиданно клюнул носом и огненным шаром рухнул в воду. Израсходовав все боеприпасы, ледокол отправился в Севастополь для получения снабжения.

Очередная боевая задача, поставленная крейсеру «А. Микоян», заключалась в артиллерийской поддержке знаменитого десанта под Григорьевкой. 22 сентября 1941 года корабль громил своими залпами врага в полосе действий 3-го полка морской пехоты. Метким огнём комендоров были подавлены несколько артиллерийских батарей, разрушен ряд укреплений и опорных пунктов противника, уничтожено большое количество живой силы. За отличную стрельбу «микояновцы» получили благодарность от командования Приморской армии. После завершения героической обороны Одессы боевая служба корабля продолжалась. Ледокол участвовал в защите Севастополя, где выполняя заявки штаба обороны города, неоднократно открывал огонь по скоплениям вражеских войск, но основным занятием вспомогательного крейсера стали регулярные рейды между Севастополем и Новороссийском. Судно, имевшее большой объём внутренних жилых помещений, использовали для эвакуации раненых, мирных жителей и ценных грузов. В частности, именно на «Микояне» была вывезена часть исторической реликвии — знаменитой панорамы Франца Рубо «Севастопольская оборона».

В начале ноября 1941 года корабль был отозван с театра боевых действий «для выполнения важного правительственного задания», как говорилось в полученной радиограмме. Ледокол прибыл в порт Батуми, где за неделю стоянки орудия демонтировали, а затем заменили военно-морской флаг на государственный. Вспомогательный крейсер "А. Микоян" снова стал линейным ледоколом. Часть экипажа убыла на другие корабли и сухопутный фронт, артиллерию корабля использовали для оснащения батареи под Очамчирами.

Осенью 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял весьма своеобразное решение — перегнать с Черного моря на Север и на Дальний Восток три больших танкера («Сахалин», «Варлаам Аванесов», «Туапсе») и линейный ледокол «А. Микоян». Это объяснялось острой нехваткой тоннажа для перевозки грузов. На Черном море этим судам делать было нечего, а на Севере и Дальнем Востоке они были крайне необходимы. Вдобавок из-за нестабильности фронта и ряда поражений Красной Армии от Вермахта на Юге страны, возникла реальная угроза захвата или уничтожения как военного, так и гражданского флота СССР, сосредоточенного в черноморских портах. Постановление было абсолютно оправданным, вот только осуществление его выглядело совершенно фантастическим. Переход внутренними водными путями на Север был невозможен. Суда не могли пройти речными системами из-за слишком большой осадки, к тому же финские войска осенью 41-го вышли к Беломоро-Балтийскому каналу в районе Повенецкой системы шлюзов и наглухо перекрыли этот водный путь. Следовательно, идти нужно было через Босфор и Дарданеллы, Средиземное море, Суэцкий канал, далее вокруг Африки, пересечь Атлантику, Тихий океан и прибыть во Владивосток. Даже в мирное время такой переход довольно сложен, а тут война.

Но самое «интересное» советские корабли ожидало впереди. Во время боевых действий гражданские суда, используемые в качестве войсковых транспортов, обычно получали какое-нибудь вооружение — пару орудий, несколько зенитных пулемётов. Конечно, против серьёзного противника такое оснащение мало что давало, однако таким оружием конвою из нескольких единиц было вполне по силам отогнать от себя одиночный эсминец, отбиться от атаки нескольких самолётов, защитить себя от нападения торпедных катеров. Кроме того, почти всегда транспорты сопровождали военные суда. Для советских моряков такой вариант был исключён. Дело в том, что Турция декларировала свой нейтралитет, запретив проход боевым кораблям всех воюющих стран через Проливы. Не делалось исключение и для вооружённых транспортов. К тому же Турция панически боялась вторжения советских и английских войск: пример Ирана был у неё перед глазами. Посему откровенные симпатии правительства Анкары были на стороне Германии, пока уверенно побеждавшей на всех фронтах. Шпионы стран Оси всех мастей чувствовали себя в Стамбуле как дома. Мало того, Эгейское море контролировалось итальянскими и немецкими кораблями, базировавшимися на многочисленных островах. На о. Лесбос дислоцировался отряд эсминцев, на Родосе находилась база торпедных катеров. Воздушное прикрытие осуществляли бомбардировщики и торпедоносцы итальянских ВВС. Словом, поход маршрутом в 25 тысяч миль через пять морей и три океана невооружённым судам был равносилен самоубийству. Однако приказ есть приказ. 24 ноября команды простились с родными, и переход начался. Чтобы сбить с толку вражескую разведку, по выходу из порта небольшой караван из трёх танкеров и ледокола под эскортом лидера «Ташкент» и эсминцев «Способный и «Сообразительный» взял направление на север, в сторону Севастополя. Дождавшись темноты, конвой резко сменил курс и полным ходом двинулся в сторону Проливов. На море разразился жестокий шторм, вскоре в темноте корабли потеряли друг друга, и ледоколу пришлось пробиваться сквозь бушующее море одному. В Босфор «А. Микоян» пришёл самостоятельно, рейдовый катер развел боновое заграждение, и 26 ноября 1941 года корабль бросил якорь в гавани Стамбула. Город поразил моряков своей «невоенной» жизнью. Улицы были ярко освещены, по набережным гуляла хорошо одетая публика, из многочисленных кафе слышалась музыка. После руин и пожарищ Одессы и Севастополя всё происходящее выглядело просто нереальным. Утром на ледокол прибыли советский военно-морской атташе в Турции капитан 1 ранга Родионов и представитель английской военной миссии капитан-лейтенант Роджерс. По предварительной договорённости между правительствами СССР и Великобритании, ледокол и танкеры в порт Фамагуста на Кипре должны были сопровождать английские военные корабли. Однако Роджерс заявил, что Англия не располагает возможностями по конвоированию судов и им придётся добираться без охраны. Это было сродни предательству. Какими бы мотивами не руководствовались «просвещённые мореплаватели», перед экипажами советских кораблей встала сложнейшая задача — прорываться самостоятельно. Посовещавшись, капитаны ледокола и прибывших танкеров решили идти по заданному маршруту поодиночке, ночами, в стороне от «накатанных» трасс судоходства.

В 01.30 ночи 30 ноября ледокол начал выбирать якорь. На борт прибыл турецкий лоцман, когда ему сказали, куда следует судно, он только сочувственно покачал головой. Рассекая маслянистые волны своим массивным форштевнем, «Микоян» осторожно двинулся на юг. Ночь была очень тёмной, лил дождь, поэтому его уход был незамечен вражеской разведкой. Стамбул остался позади. На судовом собрании капитан Сергеев объявил цель похода, объяснил, что может ожидать моряков на переходе. Экипаж решил при попытке захвата корабля противником защищаться до последнего, используя все доступные средства, а если предотвратить захват не получится — затопить судно. Весь оружейный арсенал ледокола состоял из 9 пистолетов и одного охотничьего «Винчестера», в судовых мастерских спешно изготовлялись примитивные пики и другое «смертоносное» оружие. Аварийная партия раскатывала по палубам пожарные рукава, готовили ящики с песком и другие противопожарные средства. Возле кингстонных вентилей выставили надёжную вахту из добровольцев-коммунистов.

Наблюдатели внимательно следили за морем и воздухом, в машинном отделении кочегары старались сделать так, чтобы даже одна искра не вылетела из дымовых труб. Радисты Коваль и Гладуш прослушивали эфир, периодически улавливая интенсивные переговоры на немецком и итальянском языках. В светлое время суток капитан Сергеев умело укрывал судно в районе какого-нибудь островка, подойдя к берегу настолько близко, насколько позволяла глубина. В сумерках, в шторм, советским морякам незаметно удалось миновать остров Самос, где у противника был наблюдательный пост, оборудованный мощными прожекторами.

На третью ночь выглянула луна, море успокоилось, и отчаянно дымивший своими трубами из-за некачественного угля ледокол стал сразу заметен. Близилась самая опасная точка маршрута — Родос, где у итало-немецких войск была крупная военная база. За ночь проскочить остров не успевали, укрыться было негде, и капитан Сергеев решил на свой страх и риск следовать дальше. Вскоре сигнальщики заметили две быстро приближающиеся точки. На судне сыграли боевую тревогу, но что мог сделать безоружный корабль против двух итальянских торпедных катеров? Сергеев решил пойти на хитрость. Катера приблизились и оттуда флагами по международному своду запросили принадлежность и пункт следования. Отвечать на этот вопрос не имело смысла, развевающийся красный флаг с золотым серпом и молотом говорил сам за себя. Однако чтобы выиграть время, на крыло мостика поднялся механик Хамидулин и на турецком языке по мегафону ответил, что корабль турецкий, следует в Смирну. На катерах взвились флаги с сигналом «Следовать за мной». Направление, предложенное итальянцами, пока совпадало с намеченным курсом, и ледокол послушно развернулся за головным катером, организовав маленький караван: впереди катер, за ним следовал «Микоян», и по корме шёл ещё один катер. Ледокол двигался медленно, рассчитывая подойти к Родосу как можно ближе к вечеру, на все требования увеличить скорость, капитан Сергеев отвечал отказом, ссылаясь на поломку в машине. Итальянцы, видимо, были очень довольны: ещё бы, захватить целёхонькое судно без единого выстрела! Как только на горизонте показались горы Родоса, Сергеев дал команду: «Полный ход!», и «Микоян», набирая скорость, резко повернул в сторону. Видимо, капитан вражеского «шнельбота» уже начал заранее праздновать победу, так как совершил абсолютно нелогичный поступок: запуская в небо целые гирлянды ракет, развернул своё судёнышко поперёк курса советского судна, подставив свой борт. Может, в мирной обстановке это и сработало бы, однако шла война, да и для линейного ледокола, которому метровый лёд — семечки, итальянская «жестянка» проблем в случае столкновения не создавала. «Микоян» смело пошёл на таран. Увернувшись от столкновения, неприятельское судно двинулось параллельно курсу советского корабля, почти возле самого борта, матросы катера бросились к пулемётам. И тут с ледокола ударила мощная струя пожарного гидранта, сбивая с ног и оглушая вражеских моряков. Второй катер открыл огонь из всех стволов по бортам и надстройке ледокола. Упал раненый рулевой Русаков, его унесли в лазарет, на его место тут же заступил матрос Молочинский. Поняв, что стрельба из ствольного оружия малоэффективна, итальянцы развернулись и вышли на позицию для торпедной атаки. Казалось, что огромному невооружённому кораблю пришёл конец. По рассказам очевидцев, капитан Сергеев буквально метался по рубке от борта к борту, не обращая внимания на свистящие пули и разлетающиеся осколки стекла, отслеживая все маневры катеров и постоянно меняя курс.
 

Итальянский торпедный катер MS-15

Вот первые две торпеды устремились к кораблю, быстро переложив штурвал, Сергеев развернул ледокол носом в их сторону, таким образом значительно уменьшив площадь поражения, и торпеды прошли мимо. Итальянские катерники начали новую атаку, уже с двух сторон. От одной торпеды также удалось уклониться, другая же пошла точно в цель. Дальнейшее ничем, как чудом, объяснить нельзя. Ледокол, совершив за несколько секунд какую-то немыслимую циркуляцию, сумел развернуться кормой к несущейся смерти и кильватерной струёй отбросить торпеду, которая, мелькнув во вспененной воде, прошла буквально в метре от борта. Расстреляв весь боезапас, в бессильной злобе катера ушли на Родос. На смену им появились два гидросамолёта Cant-Z 508. Снизившись, они сбросили на парашютах торпеды особой конструкции, которые при приводнении начинают описывать концентрические сужающиеся круги и гарантированно поражают цель. Однако и эта хитроумная задумка не помогла, обе «сигары» прошли мимо цели. Снизившись, гидропланы стали обстреливать самолёт из пушек и пулемётов. Пули пробили заполненный бензином бак разъездного катера, и горящее топливо хлынуло на палубу. Аварийная партия пыталась бороться с пожаром, но сильный обстрел с самолётов заставлял моряков постоянно укрываться за надстройками. Получил ранение сигнальщик Полещук. И тут, среди практически ясного, неба неожиданно налетел шквал, сопровождаемый сильным дождём. Ливень немного сбил пламя, команда смельчаков кинулась к очагу возгорания. Матрос Лебедев и боцман Гройсман топорами отчаянно рубили канаты. Мгновенье — и горящий катер полетел за борт. Следом за ним отправились повреждённые огнём спасательные круги и прочий испорченный инвентарь. Прикрываясь пеленой дождя, ледокол всё дальше уходил от вражеских берегов, унося на себе более 500 пробоин. В эфире слышалась перекличка вражеских эсминцев, вышедших на поиски, но советский корабль был для них уже недоступен.

Гидросамолёт итальянских ВВС Cant z-508

Английская военно-морская база Фамагуста, вопреки ожиданиям, встретила «микояновцев» неприветливо. Поднявшийся на борт английский офицер долго и придирчиво расспрашивал советского капитана о происшедшем, недоверчиво качая головой: ведь только что итальянцы, найдя обломки злополучного катера и обгорелые спасательные круги, на весь мир раструбили о потоплении русского ледокола. Наконец англичанин передал распоряжение следовать в Бейрут. Недоумённо пожав плечами, Сергеев повёл ледокол по указанному курсу, однако и там власти, не дав даже дня стоянки, чтобы залатать пробоины и устранить последствия пожара, перенаправили «Микояна» в Хайфу. Моряки знали, что этот порт постоянно подвергается налётам итальянской авиации, однако выбора не было, судно нуждалось в ремонте. Благополучно завершив переход, в первых числах декабря «Микоян» бросил якорь в Хайфинском порту. Начался ремонт, однако, на следующий день английские власти попросили переставить судно. Через день ещё раз, потом ещё. За 17 дней советское судно переставляли шесть раз! Заместитель Сергеева Барковский вспоминал, что, как выяснилось впоследствии, таким способом союзнички «проверяли» акваторию порта на наличие магнитных мин, выставленных вражескими самолётами, используя ледокол в качестве подопытного.

Наконец, ремонт был завершён, команда готовилась к отплытию. Первым к выходу из порта пошёл крупный английский танкер «Феникс», заполненный под завязку нефтепродуктами. Внезапно под ним раздался мощный взрыв: сработала итальянская мина. Море заполыхало от горящей нефти. Команды стоящих в порту судов и портовые служащие в панике бросились бежать. «Микоян» не имел хода, подобравшееся вплотную пламя уже начало лизать борта. Матросы, рискуя жизнью, старались сбить его струями гидромониторов. Наконец машина ожила, и ледокол отошёл от пирса. Когда дым немного рассеялся, то советским морякам предстала страшная картина: пылали ещё два танкера, на корме одного из них столпились люди. Развернув корабль, Сергеев направился к терпящим бедствие судам. Приказав аварийной партии сбивать пламя водой из пожарных шлангов и таким методом проложить путь к аварийному судну, капитан советского корабля отправил на спасение терпящих бедствие последний оставшийся катер. Людей вывезли вовремя, огонь уже практически добрался до них, судовой врач тут же начал оказывать помощь обожжённым и раненым. Сигнальщик передал сообщение, что на волноломе огнём отрезаны английские зенитчики. Судовой катер подбирал из воды спасающихся вплавь людей, и использовать его ещё и для помощи английским артиллеристам явно не хватало времени. Взгляд Сергеева упал на стоящие возле пирса портовые буксиры, брошенные своими командами. По громкой связи капитан вызвал добровольцев. Члены экипажа, старший помощник Холин, Барковский, Симонов и некоторые другие на весельной шлюпке через огонь направились к молу. Советские моряки запустили двигатель буксира, и маленькое судёнышко смело двинулось сквозь горящую нефть к брекватеру. Помощь к английским зенитчикам пришла своевременно: на позициях уже начали дымиться ящики с боеприпасами. Пожар продолжался трое суток. За это время экипажу советского судна удалось спасти команды с двух танкеров, солдат из орудийных расчётов, оказать помощь нескольким судам. Перед самым выходом ледокола из порта, на борт прибыл английский офицер и передал благодарственное письмо британского адмирала, благодарившего личный состав ледокола за мужество и стойкость, проявленные при спасении английских солдат и матросов иностранных судов. По предварительной договорённости, англичане должны были поставить на ледокол несколько орудий и зенитные пулемёты, однако и здесь «благородные лорды» остались верны себе: вместо обещанного вооружения, на «Микоян» установили одну единственную салютационную пушку выпуска 1905 года. Для чего? Ответ звучал издевательски: « теперь вы имеете возможность отдавать салют наций во время захода в иностранные порты».

Суэцкий канал ледокол проходил ночью, обходя торчащие мачты затонувших судов. На берегах полыхали пожары: только что закончился очередной налёт германской авиации. Впереди — Суэц, где «А.Микоян» должен был получить необходимое снабжение. Погрузка угля, а это 2900 тонн, производилась вручную, капитан Сергеев предложил помощь: задействовать судовые грузовые механизмы и выделить на работы часть команды. От английских властей последовал категорический отказ, они старались не допускать контакта советских людей с местными жителями из страха «красной пропаганды». Во время погрузочных работ произошёл случай, который возмутил всю команду. В своём дневнике матрос Александр Лебедев записал следующее: «Один из арабов, бежавший с корзиной угля по шатким сходням, оступился и полетел вниз. Он упал спиной на острый железный борт баржи и, видимо, сломал позвоночник. К нему на помощь бросился судовой врач Попков. Но ему преградили дорогу надсмотрщики. Подхватив стонущего грузчика, они поволокли его в трюм баржи. На протест Сергеева молодой щеголеватый английский офицер ответил с циничной улыбкой: «Жизнь туземца, сэр, дешёвый товар»». Нынешние «носители общечеловеческих ценностей» имели прекрасных учителей.

1 февраля 1942 г перед кораблём распахнул свои объятия Индийский океан. Переход был очень трудным. На абсолютно не приспособленном к плаванию в тропиках ледоколе, команде пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы выполнить поставленную задачу. От изнуряющей жары особенно туго приходилось машинной команде: температура в помещениях достигала 65 градусов Цельсия. Чтобы облегчить несение вахт, капитан распорядился выдавать кочегарам холодное ячменное пиво и воду со льдом, слегка «подкрашенную» сухим вином. В один из дней сигнальщики заметили несколько дымов на горизонте. Вскоре к ледоколу подошли два английских эсминца и по непонятной причине дали залп из орудий. Хотя огонь вёлся с дистанции полутора кабельтовых (около 250 м), ни один снаряд в судно не попал! Наконец удалось наладить связь с бравыми сынами «владычицы морей». Оказалось, они приняли советский ледокол за германский рейдер, хотя с такого мизерного расстояния, отсутствие на борту «Микояна» какого-либо вооружения и развевающийся красный флаг, мог не увидеть только слепой.

Наконец-то первая запланированная стоянка, порт Момбаса. Сергеев обратился к английскому коменданту с просьбой обеспечить проход ледокола Мозамбикским проливом, на что вежливо получил отказ. На совершенно справедливое замечание советского капитана, что путь вдоль восточного побережья Мадагаскара длиннее на семь суток, вдобавок, по сведениям тех же англичан, там были замечены японские подводные лодки, коммодор с издёвкой отвечал, что Россия с Японией не воюет. Сергеев пообещал пожаловаться в Москву, и англичанин нехотя дал согласие, даже выделив для связи офицера флота Эдварда Хансона. Однако предоставить морские карты пролива советским морякам, британец решительно отказался. Ледокол снова двинулся вперёд, петляя между массой мелких островков у Африканского побережья. В один из дней судно попало в затруднительное положение, по курсу повсюду обнаруживались мели. И тут снова случилось чудо. Боцман Александр Давидович Гройсман рассказывал об этом так: «Во время тяжелейшего прохода сквозь рифы, к судну прибился дельфин. Карты не было. Сергеев приказал включить музыку, и дельфин под неё, как бравый лоцман, провёл моряков по безопасным местам».

В Кейптауне ледокол приняли приветливо, в прессе уже были напечатаны заметке о его подвигах. Проблем со снабжением не возникло никаких, в порту формировался конвой, который должен был идти в сторону Южной Америки. Сергеев обратился к флагману с просьбой зачислить его корабль в состав каравана и взять под охрану, но и на это раз получил отказ. Мотивация — слишком малая скорость хода. На вполне разумное возражение, что в состав конвоя входят суда с ходом в 9 узлов, а «Микоян» даже после такого длительного перехода уверенно даёт 12, английский офицер после небольшого раздумья выдал очередную отговорку: в качестве топлива на советском корабле используют уголь, дым из труб будет демаскировать суда. Окончательно разуверившись в искренности действий союзников, Сергеев, приказал готовиться к отходу. Поздним вечером 26 марта 1942 г., ледокол бесшумно снялся с якоря и растворился в ночной темноте. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от возможных встреч с немецкими рейдерами, судовые умельцы соорудили на палубе из подручных материалов муляжи орудий, придав мирному кораблю угрожающий вид.

Переход в Монтевидео выдался очень тяжёлым, беспощадный восьмибалльный шторм продолжался 17 суток. Необходимо заметить, что ледокол не был приспособлен к плаванию в бурных морях. Это был очень остойчивый корабль, с большой метацентрической высотой, способствовавшей стремительной и резкой качке, иногда крен достигал критических величин в 56 градусов. Ударами волн был нанесён ряд повреждений на палубе, в машинном отделении произошло несколько аварий с котлами, однако моряки с честью выдержали и это испытание. Наконец впереди показалась мутная вода залива Ла-Плата. Капитан Сергеев запросил разрешения на вход в порт, на что получил ответ, что нейтральный Уругвай не разрешает захода иностранным вооружённым судам. Пришлось, чтобы устранить недоразумение, вызвать представителей властей, дабы показать им, что «вооружение» на корабле ненастоящее. Линейный ледокол «А. Микоян» был первым советским судном, посетившим этот южноамериканский порт. Его появление вызвало небывалый ажиотаж среди местных жителей, а когда моряки в парадной форме, торжественно выстроившись на площади Независимости, возложили цветы к памятнику национальному герою Уругвая генералу Артигасу, обожание ими русских достигло своего апогея. На судно зачастили делегации, экскурсии, просто множество любопытных граждан. Советских моряков приводили в недоумение постоянные просьбы снять форменные фуражки и показать голову. Оказывается, как годами твердила обывателям «свободная» пресса, каждый bolshevik был обязан иметь на голове пару кокетливых рожек.

Дальнейший путь героического ледокола происходил без приключений, летом 1942 года «А.Микоян» зашёл в порт Сиэтл для ремонта и получения снабжения. Американцы неплохо вооружили корабль, установив три 76 мм пушки и десять 20 мм автоматов «Эрликон». 9 августа 1942 года, ледокол бросил якорь в Анадырском заливе, совершив беспримерный трёхсот суточный переход, длиной в 25 тысяч морских миль.

Ледокол А. Микоян в Карском море

О трансатлантических конвоях, следовавших в годы войны через Северную Атлантику в порты Советской России, написано много книг и статей. Однако мало кто знает, что караваны транспортов шли и Северным морским путём. Данный немаловажный эпизод войны почему-то почти забыт отечественными историками и литераторами.

14 августа 1942 года Экспедиция особого назначения (ЭОН-18), в составе 19 транспортов, трёх боевых кораблей: лидера «Баку», эсминцев «Разумный» и «Разъярённый», сопровождаемая ледоколами «А. Микоян» и «Л. Каганович», вышла из бухты Провидения и взяла курс на запад. К тому времени капитан М.С. Сергеев убыл во Владивосток, где принял под своё начало боевой корабль. Командовать ледоколом был назначен опытнейший полярник Юрий Константинович Хлебников. Из-за сложнейшей ледовой обстановки продвижение конвоя осуществлялось медленно. В Чукотском море на помощь каравану подошёл флагман арктического ледокольного флота «И.Сталин». С помощью трёх ледоколов 11 сентября ЭОН-18 сумела прорваться в Восточно-Сибирское море, где в бухте Амбарчик суда ждало пополнение снабжением и топливом. Через неделю героических усилий караван прибыл в бухту Тикси, где к ним присоединился ледокол «Красин». В Тикси судам пришлось задержаться, в Карском море германский линкор «Адмирал Шеер» и несколько подводных лодок приступили к выполнению операции «Вундерланд» по поиску и уничтожению ЭОН-18. 19 сентября, объявив на судах повышенную боевую готовность, караван двинулся на запад в направлении пролива Вилькицкого. Советские моряки были готовы к любым неожиданностям, они уже получили сообщение о героической гибели ледокольного парохода «А.Сибиряков». К счастью, встречи с немецким рейдером и подводными лодками, удалось избежать.

После того, как ЭОН-18 была благополучно доведена до чистой воды, ледокол «А.Микоян» снова отправился на восток, в Шарку, где его ожидала очередная группа судов, вышедших из Енисейского залива. Затем ледокол совершил ещё несколько рейсов в Карское море, сопровождая караваны и одиночные суда, прорывавшиеся в порты Мурманска и Архангельска. Навигация зимы 1942-43 года была завершена в середине декабря, к этому времени советские ледоколы провели ледовыми трассами около 300 судов. 21 декабря «Микоян» обогнул Канин Нос, и в судовом журнале появилась запись: «Пересекли 42 градус восточной долготы». В этой географической точке, по сути, завершилось кругосветное плавание корабля, начатое год назад.

Судно полным ходом следовало в горло Белого моря, огибая низкие берега острова Колгуев. Неожиданно раздался сильный взрыв: ледокол натолкнулся на мину. В сентябре 1942 года гитлеровцы, раздосадованные неудачным рейдом «Адмирала Шеера», отправили в Карское море и прилегающие районы тяжёлый крейсер «Адмирал Хиппер» в сопровождении четырёх эсминцев, выставивших несколько минных заграждений. На одной из них и подорвался ледокол «А.Микоян». Взрыв искорёжил всю кормовую часть судна, сильно повредив машинное отделение, была выведена из строя рулевая машина, даже палуба на юте вздулась бугром. Однако запас прочности, заложенный в конструкцию судна, принёс свои плоды, «Микоян» остался на плаву, уцелели валогенераторы и винты. Была сразу организована ремонтная бригада из опытных специалистов-корабелов, работавших ещё на постройке ледокола. Ремонт проводили прямо в море, среди льдов. Наконец удалось дать ход, и корабль, управляясь машинами, самостоятельно прибыл в порт Молотовск (ныне Северодвинск). Для зимней ледовой кампании в Белом море необходим был каждый ледокол. И рабочие судоремонтного завода № 402 не подвели. Применяя цементировку корпуса, заменяя литые детали сварными, они в кратчайшие сроки сумели произвести сложный ремонт. Ледокол снова вышел в рейс, обеспечивая проводку караванов по Белому морю.

Для того, чтобы окончательно устранить последствия взрыва, требовался более полный ремонт. Большого дока и технических мощностей на Севере Советской России в тот период не было, и по соглашению с американской стороной с началом навигации летом 1943 года «А. Микоян» отправился на судоремонтный завод в Америку, в город Сиэтл. Ледокол пошёл на восток своим ходом, да ещё вёл за собой караван судов.

После ремонта линейный ледокол «А.Микоян» обеспечивал проводку судов в Восточном секторе Арктики, а после войны в течение 25 лет водил караваны Северным морским путём и суровыми дальневосточными водами.

Все четыре однотипных ледокола довоенной постройки верно служили стране в течение долгого времени. “А. Микоян”, “Адмирал Лазарев” (бывший “Л. Каганович”) и “Адмирал Макаров” (бывший “В. Молотов”) были исключены из списков ледокольного флота СССР в конце 60-х годов. Прошедшую глубокую модернизацию в 1958 году во Владивостоке “Сибирь” (такое название получил флагманский “И. Сталин”) сдали на слом только в 1973 году.